Книга демона - Страница 15

В конце-концов, им легче похитить нового писца, чем искать сбежавшего в этой чащобе…

Тильт кивнул и перевернулся на спину. Он уже почти успокоился.

Над головой светилось небо, испещренное черной сеткой ветвей.

«Вот как странно, – лениво подумал Тильт. – Еще вчера холодный ветер с трудом тащил по небу свинцовые тучи, а сейчас тихо и ясно, будто в летний погожий день».

Куда все девалось?…

С ветвей отрывались потерявшие жизнь листья; они падали, кружась, и мягко ложились на землю. Тильт смотрел на них, все больше и больше погружаясь в умиротворенное созерцание – и в какой-то момент ему вдруг открылось нечто огромное, очень важное, бесформенное – невыразимое простыми словами.

Подобные озарения посещали его и раньше. Обычно он, бросив текущие дела, хватался за перо и выплескивал на бумагу свои ощущения, мысли, освобождался от них, притом остро чувствуя беспомощность выбранных слов и вялую ущербность складывающихся предложений.

Сейчас под рукой не было ни пера, ни бумаги.

«Может, и к лучшему», – подумал он, вспоминая разочарование, возникающее при перечитывании получившихся опусов.

Он лежал еще долго, глядя вверх и ворочая в уме тусклые слова…

Потом хозяева ругали его за перевод бумаги и чернил. А он сердился на себя за то, что не мог выразить в письме и малой части ощущаемого…

Сбивая листья, сквозь ветки пролетела стрела. Она упала в трех шагах от Тильта, напомнив ему о реальности. Шум битвы вроде бы стал громче, ближе. Ясно слышались крики.

– Отрезай! – истошно орал кто-то в стороне. – Там Смешливый Ферб!

– Справа, справа заходи!

– Зови подкрепление! Взревел рог.

Еще одна стрела пробила терновые заросли, упала неподалеку, потеряв силу. Тильт вжался в землю, попытался зарыться в листья.

Что-то происходило. Совсем рядом.

Лязгала, громыхала сталь. Трещал валежник. Отовсюду неслись крики. Слышался топот. За кривыми стволами мелькали тени. Щелкали по деревьям стрелы – все чаще и чаще.

Нужно было прятаться.

Или бежать.

Тильт задергался.

Бежать? Или прятаться?

Или сражаться?

Где-то была сабля. Он притащил ее с собой. Потом бросил.

Где-то здесь. Где-то…

Пальцы его коснулись холодной стали. Он, приподнявшись, вытащил оружие из-под листьев, обхватил рукоять обеими руками, занес саблю над головой.

Страшно было представить, как этот клинок врубается в чье-то тело.

Страшно было подумать, что одно движение может прервать чью-то жизнь.

Такое простое движение… Он взмахнул саблей. На землю упала срубленная ветка.

Прятаться!

Приняв решение, он срезал еще несколько ветвей побольше, подтащил их к своему убежищу, прикрыл ими яму, а сверху бросил охапку листьев. Вышло довольно неплохо. Если кого-то и занесет сюда, он пройдет мимо, не заметив, что под кучей хвороста у корней кривого тернового дерева прячется свернувшийся клубком мальчишка.

Почтенный мастер… Ну надо же – почтенный мастер…

Тильт негромко рассмеялся. Ему было совсем не смешно – но он давился смехом. И никак не мог остановиться.

Смеясь, полез он в укрытие. Смеясь, засыпал себя листьями. И лишь скорчившись на холодной земле, обняв саблю, немного успокоился.

Примерно в сорока шагах от него шел бой. Совсем рядом люди убивали людей. Тильт слышал, как умирают побежденные и как ликуют победители.

А потом он услышал, как кто-то продирается сквозь заросли, направляясь точно к нему…

ГАЙ. ВОРОВСКОЕ ЛОГОВО

Человек, распятый на засаленной стене пыточной, был стар, толст и тяжел, что усиливало его муки. Впрочем, страдать ему оставалось недолго, и палач это понимал не хуже любого лекаря: отложив в сторону кривые щипчики, он сказал своему коллеге:

– Похоже, брат Олма, подопечный наш вот-вот кончится. Посинел вон как, дрожит… Верный признак.

– Ну и Дран с ним, – ответил второй, шумно почесываясь.

– Заказчик будет недоволен. Он так ничего и не сказал.

– Видят боги, мы старались, – развел руками Олма и обратил морщинистое лицо к подсвеченному масляной лампадкой углу, где скалился Ягупта – покровитель пыточных дел мастеров.

Человек на стене хрипло застонал и пошевелился. Олма поспешно склонился к нему, второй палач плеснул в лицо пытаемого ковш холодной воды. Человек открыл налитые кровью глаза.

– Ну, голубчик, ты уж скажи что-нибудь, – ласково попросил Олма. Человек, скосив глаза, посмотрел на него, и по телу пробежала судорога. Изо рта хлынул поток рвоты, перемешанной с кровью, палач еле-еле успел увернуться и принялся сыпать ругательствами.

– Подох-таки, – констатировал второй, потыкав висящего костлявым пальцем под ребра. – И сердчишко стало. Интересно, сколько заказчик вычтет?

– Больше трети не верну! – воспротивился Олма, возмущенно выкатив глаза. – Сопрели тут в жаре, покуда возились… Ноги болят, поясница – не мальчик уже! Почитай, с полудня маемся! Да и задание тоже мне: скажи, мол, куда ездил по весне и зачем. Не люблю я таких заданий, не понимаю. Видать, заказчик и сам человек темный, раз такие вопросы задает. Муторно больно. Вот почтенный Граанек, даром что душегуб известный, у того все просто: куда золото зарыл или, к примеру, камушки какие… Опять же без рескрипта, магистрат узнает – самих нас обдерет, как свиней на мясной праздник. Ох, работка у нас, брат Гефен…

– Да, почтенный Граанек – уважаемый клиент, – согласился второй.

– А этот – и сам чужак, черный весь, глаза с зеленью, говорит нехорошо, и нам чужака приволок, – продолжал брюзжать Олма, наливая в оловянную кружку разбавленного вина из висящего бурдючка. – Не ровен час, самого приволокут в пытошную, да только не к нам, а в магистрат, у них там мастера-то поинтересней будут и инструментец новенький, не то что наш. Ты, брат Гефен, не слыхал, скоро у них там местечко освободится?